Цензура в столичных музеях набирает немыслимые обороты. С недавно открытой выставки Ростислава Лебедева «Жесткие склейки» в Московском музее современного искусства на Петровке, д. 25 сняли уже десяток работ. Сам художник утверждает, что удалили треть (!) его произведений. В основном те из них, где фигурируют изображения Кремля, советской символики, аллюзии к картинам Дейнеки, Пименова и т.п. Официально, замечу, цензура в России запрещена, что, конечно, звучит странно на фоне регулярных вмешательств Министерства культуры РФ и Департамента культуры Москвы во все художественные проекты последних лет. Частично этим инициативам есть объяснения здесь и здесь.
А по поводу «Жестких склеек» есть дополнение от куратора и автора текстов к каталогу экспозиции Андрея Ерофеева, чье имя снято с проекта. Вот что он пишет в своей заметке в запрещенной сети:
«Цензура любит молчание. Впервые я услышал про запрет на публичное употребление моего имени в мае, когда накануне открытия отменилась в МУАРе моя плановая выставка под названием «Утраты». Новоназначенный директор Наталья Шашкова сообщала ложные причины отмены проекта, краснела, прежде чем признаться, что получила такую рекомендацию от Министерства культуры. Второй раз о «нежелательности» моей персоны я услышал от Сергея Попова, с галереей которого мы открыли 8 ноября выставку Ростислава Лебедева на Петровке. Сергей сослался на требование Департамента культуры г. Москвы. В этой конторе вообще активно поработали над выставкой. Сняли треть работ, причем самых лучших, сократили мои экспликации, вычеркнули отовсюду мою фамилию. Говорят, и в Департаменте, и в Министерстве уже целые отделы теперь заняты такой работой. Крысы, что на них обижаться?
Но меня задело другое связанное с этой цензурой обстоятельство – молчание моих друзей и коллег. Никто ни в МОМА, ни в галерее Попова, ни из сообщества критиков не высказался публично по этому поводу. Я не говорю про протест. Никто не отметил самого факта цензуры и отсутствия в колофоне упоминания куратора. Как будто ничего не случилось.
Художник сам тоже промолчал. И только, когда я выразил ему свое удивление, Слава черкнул пару строк на свой страничке в ФБ. Спасибо ему. Как тень бродя среди радостных гостей вернисажа, где один давал интервью, другой вел экскурсию, кто-то фоткался, я живо почувствовал вкус сталинщины – эпохи, когда одни беззаботно веселились, не желая знать судьбу других. Между тем, процесс продолжается. Только что пришло от Лебедева сообщение: «Сняли по указанию департамента еще две работы».
А что касается выставки «Утраты», то мне все-таки удалось ее открыть в помещении музея «Тапан», что находится в огромном подземном пространстве у Кафедрального собора Армянской церкви на Олимпийском проспекте в Москве. Полюбопытствуйте».
Шеф-редактор «Art Focus Now» Екатерина Вагнер также выразила свою позицию в комментарии под постом А. Ерофеева:
«Случаев цензуры десятки, если не сотни, но говорить публично об этом участники процесса не хотят − боятся, как бы чего не вышло. На мой взгляд, именно это и делает цензуру возможной. Логика властей: раз все молчат − значит никто не против. (За полтора месяца работы над статьей о цензуре в музеях каких только формулировок отказа я не услышала даже от тех, кто давно уволился и уехал! «Я не хочу подставлять бывших коллег», «Люди, которые убрали мою фамилию, не виноваты, их заставили, если я об этом скажу, они потеряют работу и больше ни в один музей их не возьмут», «Это может повредить музею, его закроют и фонд расформируют», «Я в эмиграции, но это может повредить моей семье в России», «Я за границей, но еще собираюсь в России работать», «Я боюсь за свой ВУЗ и студентов, по моим устным описаниям их работ их могут вычислить и посадить». Кто-то должен был высказаться первым, теперь остальным будет легче решиться − хотя и не всем».
Интересно, что и Ростислав Лебедев занял вполне конформистскую позицию, не возражая ни против кастрации своей выставки, ни против удаления имени Андрея Ерофеева со всех информационных ресурсов проекта. Вот такие у нас нынче «классики неофициального искусства»…
