Как известно, с 15 февраля по 22 марта на Крымском валу проходит выставка работ, переданных Маратом Гельманом в дар Третьяковской галерее. Это не первый опыт: в 2003 году он уже подарил Русскому музею значительное число экспонатов из своего собрания. На выставке «Дар Марата. Современное искусство из коллекции Марата Гельмана» демонстрируются те произведения, которые кураторы музея сами отобрали из предложенных галеристом. Их планируется экспонировать в новом здании Третьяковки с 2024 года. Показаны работы художников, отразивших основные тенденции развития искусства в постсоветском пространстве 1990–2000 годов: Виталия Комара и Александра Меламида, Авдея Тер-Оганьяна, Виктора Алимпиева, Дмитрия Врубеля, Владимира Дубосарского, Александра Виноградова, Дмитрия Гутова, Владислава Мамышева-Монро, групп «Синие носы» и AES+F, Алексея Каллимы, Юрия Шабельникова, Леонида Парфенова, Елены Китаевой, Георгия Острецова, Олега Кулика и Анатолия Осмоловского. В интервью изданию «Colta» Марат Гельман рассказал о своем опыте коллекционера и поделился взглядами о ситуации в российском и украинском культурном пространстве. Материал публикуется с сокращениями, текст: Наталья Шкуренок, фото: © Сергей Пятаков / РИА Новости. Полностью статью можно прочитать здесь.
«Навязать подарок Третьяковке или Центру Помпиду невозможно, музей сам должен хотеть получить к себе в коллекцию эти работы! К тому же музеи не все принимают: подарок проходит музейную комиссию, которая тщательно отбирает. Из трехсот предложенных мною работ они отобрали семьдесят две. Инсталляция «Синих носов» «Кухонный супрематизм» состоит из двадцати двух предметов, Третьяковка посчитала ее одним объектом, и считается, что музей получил всего пятьдесят работ.
Искусство я начал собирать в 1986 году, в 1988 случился первый «Сотбис» в Москве, столичные художники получили большие деньги и стали для меня недоступны. Начал ездить по стране, искать интересных авторов. Так получилось, что мои маршруты прошли по югу − Ростов-на-Дону, Киев. Первая выставка − «Южнорусская волна», где три четверти художников были украинскими, − прошла в 1990 году с большим успехом в Москве. Можно сказать, что моя карьера галериста и куратора началась именно с украинского искусства. Леонид Бажанов, Дмитрий Пригов впервые заговорили со мной как с коллегой именно с этой выставки. Когда открылась моя галерея, кто-то сказал, что ее за глаза называют «украинская мафия», потому что большая часть выставок состояла из работ украинских художников. Важен еще фактор возраста: столичные звезды были постарше меня, а южные художники были моего возраста, мы говорили с ними на равных, быстро становились друзьями, и это было прекрасно. Моя жизнь позволяет не разделять любовь и бизнес. Это и есть счастье. В 2000 году я открыл филиал своей галереи в Киеве. На тот момент там не было своей художественной ситуации.
В тот момент я консультировал Леонида Кучму, на дочери которого женат Пинчук (Виктор Пинчук − украинский бизнесмен, меценат и спонсор современного искусства − прим. В.Д.). Леонид Кучма выбирал преемника, и очень быстро стало понятно, что, скорее всего, им будет Янукович. Так и случилось. Пинчук разочаровался в политике, и я предложил: займись современным искусством! Он уже собирал искусство, в частности, работы Бурлюка. Я помог ему сделать первую коллекцию современного украинского искусства, потом он сам начал покупать за миллионы Дэмиена Хёрста и выставлять его. Так что, возможно, мое положительное влияние на ситуацию в Украине не меньше, чем в России.
Моя политическая позиция очевидна: я всегда публично выступал против аннексии и военных действий. Об этом говорил и когда уезжал: моя страна начала агрессию, а я − человек искусства, поэтому уезжаю в нейтральную страну. К тому моменту в Москве украинское искусство как отрезало, а в Черногории получилось так, что почти половина художников, которые туда приезжают, − из Украины. Тогда же познакомился с Зенко Афтаназивом (создатель «Zenko Foundation», поддерживающего и развивающего современное искусство и культуру Украины), обсудил с ним идею − в Центре Помпиду обязательно должна находиться коллекция украинского искусства.
В Украине сохранились традиции и преемственность, там отцы сегодняшних современных художников − тоже художники советской эпохи соцреализма. В Москве и Питере официальное и неофициальное искусство − это реальный конфликт, два лагеря врагов, для них невозможно использовать язык врага. А в Украине отцы и дети ценят друг друга, поддерживают. Именно поэтому современное украинское искусство часто обращается к живописи, к языку классической школы. Сейчас очень заметное различие − Украина становится европейской территорией, где на одной площадке спокойно могут выставляться абсолютно разные работы диаметрально противоположных направлений, стилей, подходов: нет российской зажатости в тиски формулировок. Это связано с тем, что украинские художники легко находят каждый свою коммуникацию за пределами страны. Российские же художники приезжают в Европу в виде некоего корабля искусства, монолита. А это значит, что внутри процесса есть какие-то кураторы, которые определяют, каким должны в мире воспринимать российское искусство. Европа не такая застегнутая, здесь каждый для себя определяет, каким ему быть, с кем дружить, кому нравиться или нет.
Когда в прошлом феврале я впервые за несколько лет приехал в Россию, в Москву, то обнаружил печальное зрелище в целом… Выделил для себя три проблемы и по каждой проблеме придумал выставку, какую хотел бы сделать. Первая проблема − примерно то, о чем вы говорите. Как только убрали протестное искусство, все современное российское искусство свелось к дизайну интерьеров. Общество стоит на четырех столпах: бизнес, политика, медиа, искусство. У бизнеса есть средства, у политики − власть, у медиа − аудитория. А у искусства есть право определять смысл происходящего − оно имеет право всех критиковать, у него есть свобода высказывания. Если у искусства отобрать свободу высказывания (или оно само от нее откажется), ему остается только функция обслуживания. Искусство − это боль общества, и, если его лишить права голоса, оно превращается в обслуживающий персонал, сводится к дизайну интерьеров. Вторая причина связана с изоляцией страны: рынок уменьшился, и место художника в современной России заняла институция, художник стал ее придатком. Если в девяностые говорили: о, Кулик сделал что-то − то сейчас говорят: «Гараж» сделал что-то. А институция − это всегда подгонка под формат… Третья проблема − отсутствие анализа и дискуссии. За последнее время в одной только Москве появились как минимум пять обучающих школ современного искусства, они ежегодно выпускают десятки новых художников, но никто не отслеживает развитие процесса, никто не анализирует, что происходит. Нет площадок для дискуссий, пространств для обсуждений…
Мой проект называется «Dukley European Art Community». В современном обществе не живут большие проекты, у которых одна цель. Как говорит Борис Гройс, современное общество − это не церковь, а вокзал, место, где у каждого своя дорога, свой путь, свои задачи, разные маршруты и цели. Вокзал как место, которое нужно и удобно для всех. И в моем проекте разные люди с разными задачами могут найти себе место и применение. Черногории нужно стать более известной, заметной, ей требуется расширение курортного сезона. У страны свои задачи, у художников свои. Есть грант, по которому я два раза в год приглашаю к себе кураторов и галеристов, которые могут на месте посмотреть работы художников. У художников есть возможность работать на нашей площадке, показывать свои работы и потом устраивать выставки в Европе. У меня своя завиральная идея − пытаюсь сформулировать принципы культурной институции нового типа. В Черногории мы с женой отдыхали перед тем, как принять окончательное решение. К нам тут же приехали сначала директор местного музея, потом министр культуры − и в результате я получил контракт на создание стратегии культурного развития страны. Это была моя профессия, которую я получил, работая в Перми, − развитие территорий через культуру. В Черногории эта профессия определила мое будущее. Сначала со мной заключили договор на год, потом продлили его на три года. Сейчас я уже один из попечителей этой институции. Второй год со «СловоНово» делаем проект «Форум русской культуры в Европе». С 2004 года никакими политтехнологиями не занимаюсь и не собираюсь! А в Украину зачастил, потому что вместе с Зенко-фондом мы планируем проект «Украинская коллекция в Помпиду». А еще помогаю местному бизнесу в Украине по своей профессии − развитие территорий через культуру. Есть люди, которые понимают проблему, готовы ее решать и двигаться дальше, понимают, как устроен мир, какова проблематика, и за счет того, что власть в Украине не так централизована, там проще бизнесу выстраивать отношения с властью…».
Более расширенно с мыслями Гельмана о современном искусстве вы можете познакомиться в материалах: «Марат Гельман о новой культурной политике», «Конформизм», «Марат Гельман о будущем искусства» и «Кризис свободного времени».