Из цикла «Художник говорит».
«Все, что вы думаете обо мне, это не обо мне. Например, говорят: «Ты революционер». Да нет, с чего бы? «Ты же занимаешься стрит-артом!» Нет. «Как же, ты известный граффити-художник». Я известный, но не граффити. Я сижу в мастерской, галерее, в художественных центрах. Меня больше вдохновляет и мне интересен Розенквист или Баскиа. Хотя Баскиа близок к граффити, но это не граффити в чистом виде, не уличное искусство. Граффити может быть интересно, остро, политически ангажировано. Это здесь и сейчас. А мне интереснее искусство, которое в вечности, где находятся все «классные ребята»: Караваджо, Джотто, Саврасов, Рублев… И я надеюсь, что линия между мной, так называемым современным искусством и тем искусством не прерывается. Я считаю, что Леонардо и Бойс − это звенья одной цепи. Мы все находимся на одной линейке, разрабатываем язык искусства и говорим на нем.
У меня всегда были какие-то кумиры, авторитеты. Мы все стоим на чьих-то плечах. Карлики на плечах великанов. Станем ли мы сами великанами − не известно, но, стоя на их плечах, мы видим далеко. Есть гениальная группа «Монти Пайтон», которые сами по себе великие, но они говорят: мы вышли из Мориса Дадли, или еще кого-то, кто подготовил комедийную почву. Хотя то, что вытворяют они, до них никто не делал. Не знаю, «монти пайтон» я или нет, но… Хотя на самом деле мне просто повезло – интуитивно свернул туда, где были грибы. Моя любимая фраза – «you never could’ve done it if you knew how to do that» («у тебя никогда бы не получилось, если бы ты знал, как это делается») американского музыканта и художника Кэптейна Бифхарта.
Одна из основных проблем современных молодых художников: «Я сделаю и сам тебе еще и объясню. Если ты хочешь сам интерпретировать, то не надо, это не о том. Вот прибивание яиц к Красной площади − это об этом». А я вижу, что это об этом, и мне это очень не нравится, то, что это об этом. Для меня это о том, что чувак прибил яйца к Красной площади, а референсом была брутальность венской школы. Я вижу, что это эстетически сделано плохо. Мне вообще не нравится то, что делает Павленский. Он очень плохой художник, это называется «притягивание за уши». Чем отличается венский акционизм от Павленского? У венцев было высказывание о пустоте. Когда рты себе зашивали Император Вава и Олег Мавроматти, которые сделали это еще в 1995 году, они говорили о пустоте, а Павленский, когда зашивает себе рот в поддержку Pussy Riot, совершает политическое высказывание. Оно там и осталось в 2012 году, когда судили Pussy Riot, и Путин останется там, как Брежнев. Кто-нибудь сейчас переживает о Брежневе? О ревайвле брежневизма переживают, но о нем самом? Нет. Брежнев умер давно, сталинские репрессии уже закончились, всё это осталось там, в прошлом. А экзистенциальная пустота, о которой говорили венские акционисты и другие настоящие художники, она есть всегда. Протестуй против женского обрезания, освобождай индейцев, но не делай из этого искусство. Потому что оно останется вместе с этой проблемой в прошлом, но не будет говорить о вечности, метафизической красоте, экзистенции. Бойс из своих экологических убеждений в рамках акции в 1982 году посадил семь тысяч дубов, я в Касселе видел один. Ты сидишь под ним и видишь: вот он этот дуб, который посадил Бойс, и он прекрасен. О чем это? Зеленый, об экологии он или о чем-то другом, но это не важно, потому что дуб растет. Это гораздо интереснее, чем перед законодательным собранием валяться в колючей проволоке. «Русский человек находится в тоталитарном государстве» − говорит эта акция Павленского. ОК, дальше что? Мне Павленский помог осознать это что ли? Нет, я и так знал, чувствовал. Когда ты читаешь Платонова, ты не думаешь о том, что тебя угнетает конкретный диктатор, а думаешь, что вся твоя жизнь − тщета, и пытаешься с этим уже выстраивать отношения. Искать смысл существования для меня гораздо интереснее, чем искать, кто там в правительстве не прав опять. Кто-то будет не прав всегда».
Валерий Чтак, российский художник.