Из цикла «Художник говорит».
«В детстве я хотел быть столяром. Мне нравится запах дерева, когда его режешь. Изумительный запах. Художник, столяр, плотник − это почти одно и то же. Художник − это тот, кто умеет что-то руками делать. Конечно, все идет через голову, но руки обязательно должны быть умелыми, очумелыми, очень умелыми. В них должна быть мышечная память. Традиционный художник, работающий с кистью и краской, по ощущению смешивает краски, кладет их на холст и только потом смотрит результат. Думаю, у столяра и плотника так же.
Искусство для чего существует? Чтобы люди с ним встречались, реагировали, художнику интересно, насколько эти реакции адекватны. Вопросы бывают неадекватные и неглубокие, с моей точки зрения, человека опытного в своем деле, но тем не менее контакт происходит, у зрителя глаза горят, видно, что он заинтересован. Надо найти общую платформу, с которой можно объяснить, что да как, зачем и почему, если такой вопрос возник, но объяснить опосредованно, через метафору, как-то так. Честно говоря, реакция зрителя меня мало волнует. Не потому, что я высокомерен, просто он этим не занимается, а я занимаюсь. Я вам как-то уже говорил, что для меня важно мнение нескольких людей, я знаю, что они не соврут. Мне интересно и собственное мнение. А еще больше я доверяю чувству ответственности, которое должно быть у каждого, делающего свое дело. Если меня устраивают мои работы, я беру на себя право показывать их, если нет − откладываю или даже уничтожаю.
Для художника важнее не то, что он говорит о своем искусстве, а то, насколько он включен в сам процесс и насколько он укреплен в своем мировоззрении, которое пытается манифестировать своим искусством, то есть не разговорами, а действиями. Если каким-то художникам близки идеи переустройства Божьего мира, то от меня они совсем далеки. По основательной традиции самого искусства я за уменьшение энтропии. Потому я в своем искусстве скорее созидаю, а не разрушаю. Что касается модернистских идей переустройства мира, этим я точно не занимался. Не хочу этого делать и к этому стремиться, потому что, как мне кажется, мир божественен и в этом совершенен. Потенциал отдельно взятого человека бесконечно мал в отношении потенциала Творца. На самом деле художник рождается на пути встречного движения его внутренних устремлений и сферы божественного, духовного. В момент этой встречи и может родиться персона художника. Разумный человек понимает, что его способности априори конечны, поэтому вне сферы духовного невозможно достичь того, что ты задумал. Художник творит для преодоления непреодолимого, ради самого божественного замысла человека, приоткрывая тайну устройства нашего мира, утверждая радость такой встречи. А когда и где она произойдет, не знает никто. В конце концов, человек проходит некий путь ради того, чтобы стать Человеком.
Все мои попытки выразить бесконечность сводились к абстрактным геометрическим фигурам и формам, поиск осуществлялся как бы автоматически, это было не рисование с натуры, это было рисование каких-то беспредметных устройств, порождаемых моим, ориентированным на метафизику, сознанием. В моем сознании возникла некая метафизически обусловленная догадка о бесконечности устройства мира. И эту свою догадку я пытался реализовать как мог, хотя ни знаний, ни культуры не было. Поначалу я просто водил карандашом по бумаге, рисуя бесконечно убывающие и бесконечно возрастающие формы. В этом возрастании и убывании на листке бумаги уже в зародыше своем существовала не только бесконечность, но, в том числе и кинетика. Традиции геометрического искусства, как и кинетического, для меня теперь − ретроспективная реальность. Говорят, идеи витают в воздухе. Можно даже и не знать о том, что происходит в культуре в мировом масштабе, но все равно вобрать в себя флюиды современной жизни, почувствовать, что называется, «дух времени» и воплотить его в искусстве. Скорее, у меня это происходило так, а не то, что я знал о каких-то художественных тенденциях с Запада. Вообще у меня есть личное внутреннее деление художника на два типа. Первый развивается благодаря своей реакции на внешний мир, может вначале пройти путь подражания уже известным художникам. Второй тип исходит из своих собственных внутренних переживаний и ощущений. Такой художник пытается изнутри себя вывести некую форму искусства и показать ее посредством визуальной метафоры.
Художник − это тот, кто находит некую точку, с которой он способен увидеть мир в непривычном аспекте. Только так он может увидеть мир в его полноте. Такое событие (видеть мир в полноте) − редкая удача. Объяснить свой выбор он не всегда может, но у художника совершенно точно есть внутренний ориентир, к чему ему стремиться. К понятию воли в искусстве (особенно, если она «железная») отношусь негативно, потому что она сильно ограничивает искусство. Воля в искусстве очень слаба, она имеет значение в политике или еще где-то, но в искусстве это не главный инструмент. Для меня красота и есть синоним искусства. Но надо понимать, что искусство – это не имитация прошлого, а рождение новой красоты. Однако если это сделать своей целью – создание новой красоты, ты ее никогда не достигнешь. Нужно быть сосредоточенным на своем деле занятия искусством, и тогда в какой-то момент, возможно, она и родится. Иногда новая красота в искусстве долго не воспринимается как красота, что произошло с работами Пауля Клее, например. А теперь его работы, естественно, стали красотой ретроспективной. Стоит только красоте родиться, она сразу же становится ретроспекцией. И я думаю, что для создания красоты не надо придумывать ничего лишнего, изображать то, чего нет, не надо навязывать свою волю. Все же художник должен быть честен в первую очередь перед самим собой».
Франсиско Инфанте-Арана − российский художник и теоретик искусства.
Фото: © www.ruspekh.ru (2018).
