Издатель и коллекционер Пьер-Кристиан Броше (Pierre-Christian Brochet) живет в России уже более тридцати лет. О том, почему это произошло, и в чем для него ценность современного русского искусства, читайте в материале, основанном на интервью разных лет.
«Я занимаюсь коллекционированием современного искусства почти тридцать лет. В основном это русское искусство. Когда приехал сюда, начал общаться с художниками, стал приобретать у них работы. Через какое-то время понял, что эти работы являются зеркалом моего настроения и ощущения общества, ситуации в стране в данный момент. Хотя это зеркало моей жизни, в то же время оно отражает, что происходило в мире. Поэтому заниматься коллекционированием очень ответственно. У меня примерно 800 вещей в коллекции. Но сейчас чувствую, что политическое, идеологическое, религиозное, философское состояние России не позволяет художникам работать так, как они могли бы.
Для меня коллекционирование − история не про инвестиции, а про страсть и про надежду на будущее. Я живу в России и должен помогать ее искусству. У меня есть дети, и я не могу оставить им пустоту. Не могу допустить, чтобы через двадцать − тридцать лет ко мне пришли внуки и спросили: «Эй, дедушка, чем ты занимался в девяностые, двухтысячные годы? Почему у нас музеи пустые? Никто ничего не делал?». Это страшно. Почему мы помним Демидовых, Морозовых, Третьяковых? Потому что в музеях есть работы, которые они когда-то собирали, потому что поддерживали искусство своего времени.
У меня прекрасная русская жена, она художница. Мы вместе уже двадцать пять лет, у нас двое замечательных детей… Уехал из Франции, потому что в конце 1980-х годов мне надоело постоянно наблюдать пессимизм моих соотечественников, слушать их разговоры о кризисе. Прошло тридцать лет, но ничего не изменилось: французы постоянно в депрессии, вечно недовольны. Но почему, вы же живете в раю? Нужно просто расслабиться и получать удовольствие.
Художник − это тот, кто встречает своего коллекционера, человека, который действительно любит и понимает искусство и покупает его. Только один-два художника за всю историю не нашли своих собирателей. То, что рассказывают про Ван Гога или Модильяни, − это все не так.
Коллекционер − это человек, который со страстью и интеллектуальным багажом собирает именно то искусство, которое на данный момент кажется ему современным. Это похоже на психоанализ − вы ведь платите психоаналитикам. Я считаю, что и денежные отношения, и диалог между художником и коллекционером − это очень важно. Конечно, наш мир так устроен, что все держат позицию власти. Кураторы говорят: «Мы главные», директора музеев: «Да нет, конечно мы», критики: «Это все фигня», а я, конечно, говорю, что все это ерунда, потому что главные в искусстве − коллекционеры. Ведь дело в том, что если мы смотрим собрания большинства художественных музеев мира, то видим, что все представленное там − выбор частных собирателей.
Есть один очень интересный момент − позиция художников-концептуалистов в России. Я как-то задал вопрос Иосифу Бакштейну, почему во Франции нет концептуалистов. Он не смог ответить. Тогда я спросил, почему они были только в России и США, где не было философии. Все потому, что концептуализм не может появиться в стране, где очень развита философия. В 1960–80-х годах во Франции были великие философы: Сартр, Делез, Гваттари, Барт, Деррида − они сформулировали столько идей, что для искусства просто не осталось места. А в стране, где быть философом невозможно − как это было в СССР, например, − можно стать концептуалистом и попытаться донести свои мысли с помощью искусства. Русские концептуалисты не встретили людей, которые бы могли и хотели их поддерживать, в том числе и финансово. Холст и масло становятся искусством только в том случае, когда появляется человек, которому эта работа нужна. А так это просто холст и масло.
У меня в коллекции пять-шесть видео. Я считаю, что многие видео − это ерунда, которая не имеет отношения к искусству. Очень часто говорю: «Ребята, посмотрите сначала шедевры кино и поймите, что вы хотите делать. Ведь кино − это один язык, а современное искусство, использующее видео, − совсем другой, и его надо как-то разработать». Еще нужно понимать, как в ХХ веке изменялась власть разных категорий людей в области культуры: в начале века быть модным значило быть актером театра, в 1930–40-х − актером кино, в 1960–70-х − философом, а сейчас − художником. Сейчас много псевдохудожников, потому что они понимают, когда делают акции, например, на Красной площади, что в этой сфере сосредоточено все внимание.
Меня поражает одно. Есть WWF («Всемирный фонд природы»), который пытается сохранить и сделать все, чтоб не исчезли белые тигры, снежные барсы и другие животные. А почему нет организации, которая попытается сохранить культуру? Мы пытаемся природу сохранить, а себя − нет. Культура (разнообразие) – это очень важно. И в России это сложный момент. Культура во Франции и России совершенно отличаются, хотя набор ценностей у нас достаточно похож. Но порядок этих ценностей разный. Когда вы меняете порядок ценностей в иерархии, вы ощущаете, что есть разница, и это интересно. И культура, и искусство мне очень помогают жить в этой стране, потому что я продолжаю иметь удовольствие от того, что я выхожу на улицу и замечаю то, что никто уже не замечает». Источники: 1, 2, 3.
