Их цикла «Художник говорит».
«Наши художники, в том числе и молодые, которые сейчас только появились, прошли достаточно жесткую школу. Они все являются неким уникальным продуктом, потому что они тяжело живут. Все они, я бы сказал, харизматические, в общем-то, личности. За каждым стоит какая-то история, их мало, все они на виду. Я считаю, что у нас нет людей, чтобы двинуть искусство, этих художников. Они не хуже западных художников, это я точно вам говорю. Я-то в этом хорошо разбираюсь. Просто вся ситуация такая, что будут хуже.
В-принципе, если художник по каким-то причинам что-то делает, просто, если его о прет от того, что он делает в мастерской где-нибудь на чердаке − этого уже достаточно. Достаточно, чтобы он это сделал. Часто бывает, что художник делает работы для денег, и потом оказывается, что это тоже хорошо. Ведь никто не знает, когда проходит вот эта вот искра. Поэтому есть масса некоммерческих ужасных художников, плохих, неинтересных, пошлых и ненужных. Есть, так называемые, коммерческие художники, которые дорого продаются, но при этом они интересные. А есть вообще какие-то безбашенные люди, которые чтó делают будет понятно только потом. Слава Богу, что это такая большая живая каша. Она функционирует, живет своей жизнью, тем она, собственно, и замечательна. Понятно, что художники и культурологи имеют разные задачи, по-разному смотрят на это. Но когда ты начинаешь это препарировать, разбирать, то становится скучно, потому что вроде как и за этим ничего не стоит. А искусство тем и прекрасно, что там всегда есть тайна.
Художники всегда находятся в состоянии поиска – сегодня влияет один, завтра – другой, а потом они становятся самостоятельными, и уже не ты на них влияешь, а они на тебя. «Художник, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться». Им нужно самоутверждаться, потому что пока ты не выставишь свою работу, не поймешь хорошая она или плохая. В мастерской ты изолированно делаешь работу и думаешь, что она отличная, важная. Но пока ты не покажешь ее, пока не увидишь в контексте работ других авторов, она будет тебя тормозить. Только в сравнении понимаешь, куда расти и над чем работать. Для молодого автора важна мобильность, среда, которая позволит ему быстро накачать мышцы и выйти из-под влияния. Для старта у художника возможности есть, а для дальнейшего продвижения – нет. В наше время было меньше художников, и это позволило всем чего-то добиться. Сейчас же складывается ситуация перепроизводства. Сегодня галереи стали местом для бизнеса, они оказывают сильное влияние на творческую среду, миром искусства начинают править корпорации. Это структурированная жесткая ситуация, в которой надо играть по правилам. И единственный способ стать известным в условиях этой несвободы – быть Павленским или Pussy Riot, при том, что всю правду, которую ты хочешь сказать, говорить нельзя.
Существование аукционов означает лишь то, что в стране есть вторичный рынок современного искусства. Художник от этого ничего не получает, максимум 5% от перепродажи. Аукцион – это ведь как музей, последняя стадия. А музея, нормального музея у нас в стране нет. Это говорит о том, что государство не опознает современное искусство как часть своей культуры. На западе художник может сказать: «Все мое детство прошло в музее Помпиду». Музей современного искусства не должен быть изолированным пространством. Его задача показать, что советское или русское современное искусство – часть мирового, вписать его в общий контекст. У нас же пространства, где бы можно было увидеть эти культурные параллели, нет. В лучшем случае, и как это не печально, карьера русского художника делается на Западе. Если тебя взяли, куда-то на западные выставки – здесь ты вырос в своем имени, сотрудничаешь с какой-то раскрученной западной галерей – еще вырос. А у нас некуда расти, вот Винзавод – шесть-восемь галерей, за пределами Винзавода – еще четыре галереи, итого – двенадцать галерей в Москве, две в Питере. Ну и все, на страну в сто пятьдесят миллионов? Маловато будет.
У нас ничего нету, у нас нет ни музеев, у нас только есть маленькие частные инициативы. У нас государство не поддерживает сферу искусства, поэтому ничего не может быть, только рáзово может быть, но не более. Ну, Жукова, − она привозит западные выставки сюда. Да, она делает хорошее дело, но делает его не для нас. Она делает это для публики, которая никогда не видела Ротко − пошла посмотрела на Ротко, на какого-то еще художника, посмотрели «Сто лет перфоманса». Это не продвигает искусство здесь и сейчас. Быть может, важнее было бы, (понятно, не мое дело как человек тратит свои деньги), но мне кажется, гораздо важнее сделать хорошие русские выставки и показать их там. Как Дягилев делал».
Владимир Дубосарский, российский художник
