Творчество Оскара Яковлевича Рабина (1928−2018) всегда было словно инверсией официального, одобренного государством искусства. Например, там, где Юрий Пименов видел грандиозную стройку новых кварталов светлого будущего, нонконформист Рабин фиксировал мрачные бараки настоящего.
Советская пресса наперебой клеймила «смутный, перепуганный, неврастенический мирок» художника. По словам критиков, картины Рабина отражают «частные, уродливые, давно отжившие явления». И конечно, делается это специально, чтобы в угоду Западу опорочить советский строй.
Но когда после «бульдозерной» выставки и обвинений в тунеядстве Рабин все же уехал во Францию, он не стал писать залитые солнцем кафешантаны и праздничные толпы на Елисейских полях. Его места силы остались те же: покинутый вокзал, полуразрушенный мост. Так что записывать Рабина в идейные диссиденты-антисоветчики было бы упрощением. Скорее он, как и вдохновлявший его Гелий Коржев, видел эстетику там, где другие привыкли видеть уродство…
