Говорит Шемякин, часть 3

Из цикла «Художник говорит».

«Искусство никому ничего не должно. Советская власть сделала с искусством такую вещь: она требовала от него быть понятным любому слесарю, пекарю, токарю, колхознику. Принижался уровень искусства. До сих пор считается возможным прийти на выставку и сказать: «Что это за чушь?! Ерунда, абракадабра. Я этого не понимаю». Но если ты приходишь в институт ядерной физики, ты же не лезешь в реактор со словами, что за ерунда, мне не понятно.

Михаил Шемякин, фото: Joel Saget / AFP / EastNews

Искусство − сложнейшая вещь. Невозможно прийти неподготовленным на выставку Ротко и сразу понять, в чем там дело. Но с другой стороны, и сами художники калечат человечество, поддаются желанию сделать какую-то ерунду, игрушки из пластика, развлечь народ − так портится вкус, исчезает стремление узнать, понять что-то новое. Я убежден, что народ рождается с природным вкусом. Когда меня спрашивают, кто ваши учителя, я отвечаю, что половины имен назвать не могу. Я двенадцать лет провел в Ленинградском музее этнографии, где перерисовал все орнаменты, узоры на сарафанах, кокошниках, горшках. Каждый горшок по-своему кривой. Как сказал мой любимый художник Вильгельм Буш, «каждый горшок в картинах голландцев имеет свою душу». Это хорошо понимал американский керамист Петер Волкус. А потом художники начинают подправлять народное чувство прекрасного, калечат его. И в этом океане агрессивной коммерческой безвкусицы нужно создавать острова эстетической гармонии, где красиво, как сказал Делакруа: «Красиво − не есть красота».

Я убежден, что учить искусству на самом деле нужно всех с самых ранних лет, объяснять красоту треугольника, квадрата, круга. Это понимание потом останется навсегда. И когда человек придет смотреть абстрактное искусство, эти его знания всплывут, он вспомнит, как любовался размытыми плоскостями, и Ротко станет понятен. К сожалению, образование поставлено очень слабо.

Не так много у нас сейчас серьезных художников. Произошло смятение в умах. Когда обрушились жесткие рамки соцреализма, как в песне Высоцкого «Мне вчера дали свободу − что я с ней делать буду?», люди растерялись. Оказывается, можно делать все что угодно. Банка с дерьмом Пьеро Манзони «Merda d’Artista» продается на аукционе Sotheby’s за €182 500. Опрокидываются многие понятия. Есть выражение «говна не стоит», а оказывается, говно стоит, и дорого. Сегодня художник объявляется, а не находится. Решили сделать из этого парня звезду − и делают. Искусством заправляют торговцы. Прорваться на международный рынок тяжело в одиночку. Посмотрите, не так давно Китай решил сделать ставку на современное искусство, создать своих успешных художников. Вы думаете, что французские коллекционеры начали массово покупать китайцев? Нет. Китайское государство вкладывает в этот проект колоссальные деньги. Вчера картина стоила €50 000, сегодня €500 000, завтра €1,5-2-5 млн. Рынок завален китайской продукцией. В мировых аукционных домах китайские художники в топе продаж. У нас не так. Нашему правительству на современное искусство наплевать.

Когда я в 1971 году оказался в Нью-Йорке, на меня вышел крупный галерист. Мне объяснили, где я должен обедать, в какой ночной клуб ходить, в какой час, в каком месте должен появиться. Я тогда работал с галереей Эдуарда Нахамкина, поэтому мне сказали: «Мы будем вас медленно отмывать от Нахамкина. Сначала выставим на групповой выставке в Чикаго, потом переведем в Нью-Йорк. Потом сделаем персональную выставку». Я ответил: «Спасибо, но я предпочитаю болтаться в своей грязной луже, я уже так привык». Я не люблю, когда мне приказывают. Сначала они решают, куда ходить и с кем встречаться, а потом − что делать. И ты уже медленно сам надеваешь на себя кандалы. Я как Олег Целков, мой друг юности, волк-одиночка. КГБ не оставлял нас в покое и за границей. Как только музей заводил разговор о покупке наших работ, к ним приезжали из советского посольства, разговор был короткий: «Если хоть одна работа нонконформистов Шемякина, Рабина, Целкова окажется в вашей коллекции, мы вам не дадим на выставку ни Малевича, ни Филонова». Это прекратилось только с началом перестройки. В начале девяностых я подарил Третьяковке свои лучшие работы с выставки. Прошло 25 лет − больше этих работ я не увидел». Читайте также: часть 1 и часть 2.

Михаил Шемякин, русский художник и скульптор.
Фото: Joel Saget / AFP / EastNews

This entry was posted in Художник говорит and tagged , , , , , , , , , , . Bookmark the permalink.