Из цикла «Художник говорит».
«Я люблю птиц, ведь они живая демонстрация феномена эволюции. Птичье оперение очень красиво, но оно не предназначено для того, чтобы быть таковым. Щегольское оперение всего лишь помощь в привлечении самки, стремление живого существа не умереть, продолжив род. Думаю, современное искусство − аналог этого феномена: художники стараются привлечь нас яркими цветами, запомниться. Поэтому когда я рисовал птиц для серии «Хвастуны», то добавил граффити в качестве фона. И фон, и передний план вышли об одном − о саморекламе.
Я начинал рисовать углем, делал графику, но в конце концов, меняя художественные школы, понял, что хочу работать в концептуальном искусстве. Страх − это хорошая вещь, и, если возникает какая-то область, которая меня пугает, я ее исследую. Например, я очень боюсь высоты, но для инсталляции «Магический фонарь» для купола Музея Виктории и Альберта я часами проводил время на крыше, продумывая траекторию своей проекции с мотыльками.
Жестокость в любом культурном продукте − неважно, перформанс ли это, поэзия, литература, кино или танец, − оправданна. Даже если в творчестве возникает тема холокоста или другая тяжелая тема, ты чувствуешь себя гораздо лучше после того, как воплощаешь идею. Так, моя работа «Все проходит» с сюжетом об избиении младенцев интересна тем, что затрагивает вопрос насилия, случившегося много веков назад. Этот евангельский сюжет часто показывали в театрах, используя кровь свиней. Но шок, который мы испытываем, глядя на нее сейчас, делает нас живыми. Посмотрите на картины Караваджо, Рубенса, Делакруа − в них много насилия, но от них не отвести глаз. Кстати, во время выставки в Галерее Боргезе в Риме, где эта работа была представлена впервые, никто не пожаловался мне на нее, не спросил, почему вдруг я выбрал такой сюжет, − напротив, всем очень понравилось. Мне интересно, почему насилие так привлекает человека? Почему мы кликаем по публикации в СМИ, если там изображены убитые, покалеченные или даже трупы?
Благодаря тому, что мои родители запрещали мне смотреть телевизор, я начал строить театр из картонных коробок, потом заметил, как на скорости двигаются картинки, и сейчас использую в своем искусстве зоотропы. Мне не хочется работать с искусственным интеллектом, нет-артом, программным обеспечением, я не технарь. Я предпочитаю материальное, люблю галерейные и музейные пространства: мне нравится этот феномен неприкасаемости, когда перед тобой висит нечто очень ценное, но до него нельзя дотронуться, и ты просто стоишь какое-то время рядом, в его ауре. Мне кажется, это очень похоже на религиозный опыт. Когда я захожу в церковь, я забываю о существовании реального мира и полностью погружаюсь в эту обстановку. Я думаю о том, что смертен, о том, почему я здесь, и я выпадаю из потока времени. В Англии посещаемость церквей снижается, и религиозный опыт переходит в галереи и музеи. Их пространство становится сакральным с сохранением неприкасаемости и трепетом перед объектом. Так вот, наблюдая за реликвиями, распятием, мощами, мы разделяем муку через взгляд, и это своего рода религиозный опыт».
Мэт Коллишоу (Mat Collishaw) − современный британский художник.
Фото: © Roland Horn, © Gary Tatintsian Gallery.
