Говорит Косолапов

Из цикла «Художник говорит».

«Я был сформирован как диссидент. Меня удивляет, что до сих пор общество не смотрит критически на свое наследие. А мы смотрели на него критически. Как художник я получил блестящее образование, но должен был отплатить, выполняя идеологические заказы. В СССР не было самостоятельного пути развития художника. Возможность свободного творчества была либо в андеграунде, либо в эмиграции. Я никогда не был религиозным, но не могу сказать, что я атеист. Потому что сложно понять, что происходит во время творческого процесса. Я не отрицаю, что есть какие-то сверхъестественные свойства у этого явления.

Александр Косолапов в Женеве, фото: nashagazeta.ch

Проблемы, стоящие перед каждым эмигрирующим художником остались такими же, как и сто лет назад. Будь то Прокофьев, Набоков, Шагал или ты сам. Это опыт сохранения «своего» культурного наследия и опыт приобретения «другого». Это расширенное понимание «мое-другое» на психокультурном, социальном, языковым (семиотическом) и других уровнях. Культурное и контркультурное, вера и неверие, соединение и разъединение, русское-американское в моем случае, короче, постоянная попытка удвоенного видения, которое становится частью твоего языка. Мне пришлось перестраивать себя, была сделана огромная позитивная работа, переменившая многие мои ранее сформированные представления, и во многом помогшая мне как художнику. Мое глубокое убеждение: соц-арт не может развиваться в России, потому что это очень критическое искусство. Если бы я остался, меня бы посадили. Если это жало критики вынимают из искусства, оно становится декоративным. Так это в России и произошло: возник соц-арт без критического контекста. Пример тому выставка Ерофеева «Соц-арт» в Третьяковке. Первая моя выставка в Нью-Йорке была очень успешная, в очень хорошей галерее, все работы были проданы. Но внутренне я ощущал водораздел. Смогу ли я стать американским художником? Или не смогу? В какой-то момент я понял, что свою уникальность могу сохранить, только если внесу в искусство элемент русской культуры. Может быть, русского авангарда или соцреализма. А может быть и свою политизированность. Я стараюсь делать радикальные вещи, благодаря чему попал под суд в России, но в то же время вошел в западные учебники современного искусства как русский художник. В Америке, в эмиграции, соц-арт политизирован. Это ирония по отношению к идеологии, системе, эстетике. Соц-арт в изгнании для меня является подлинным. Но нельзя сказать, что в Америке соц-арт был быстро принят и усвоен. Сказалось отторжение и неприятие коммунистической иконографии на уровне подсознания.

Мы живем в эпоху глобальной деревни, которая постоянно расширяется. Для меня интересно, что возникла такая категория, как мемы. Потому что мои работы и есть мемы. Они были мной задуманы в новом пространстве, которое отрицает галерею и музей, выведены на точки коммуникации людей − улицы и хайвей. Кстати, Маяковский написал: «Улицы − наши кисти. Площади − наши палитры». Это концепция авангарда. Чем занимались лефовцы? Они создавали новую социальную модель. Когда появился интернет, я сразу создал вебсайт, и это очень сильно расширило мою аудиторию. Наши тела состоят из генов, а мемы − это социальные гены, и я участвую в конструировании социального поля своими работами. Я отказался от станкового искусства и сделал свои работы плоскими, как реклама, потому что современное искусство должно быть динамичным. Раньше делали нетленку на века, но больше никаких веков не будет. Может, завтра будет всемирная катастрофа и все исчезнет. Мы существуем в культуре, которая живет right here, right now. Здесь и сейчас». Фото: © www.nashagazeta.ch.

Александр Косолапов, российский художник, представитель соц-арта и поп-арта.

This entry was posted in Художник говорит and tagged , , , , , , , , , , , , . Bookmark the permalink.