Из цикла «Художник говорит».
«Cейчас время постмодернизма. Во времена модернизма футуризм был великим течением, ориентированным на будущее, а сейчас футуризм − это прошлое. В 80-х годах произошло большое изменение в культуре: родился постмодернизм, допускающий отрицание отрицания, подменяющий синтез эклектикой. И то, что сейчас в России, − это, конечно, эклектика. Я понимал, что происходит, но думал, что в новом государстве будут соединены лучшие черты капитализма и социализма, такие как бесплатная медицина и рыночная экономика. Но в результате мы видим эклектический натюрморт наихудших черт.
Красота − это ценность, один из признаков мира, который может стать мерилом этики и допустимости того, что происходит. Аристотель задавался вопросом, почему, видя убийство на сцене театра, мы наблюдаем красоту. Потому что кровь ненастоящая… И многие политики современной России, являясь, по сути, постмодернистами и не осознавая этого, думают, что это игра, и тоже пускают кровь, только горячую. Политика ведь очень похожа на театр, это реальное искусство, но с одним отличием: все герои живые, в их жилах течет настоящая кровь. Вот, например, я слышал интервью с каким-то важным человеком среди этих партизан украинских. Так вот он говорил, что сбитый малайзийский самолет уже был полон мертвыми телами. Это же совершенно постмодернистские идеи! Вспомните романы Сорокина и Пелевина. Этот человек даже сам не понимает, что он постмодернист, кроме этого, он не понимает разницы между настоящей кровью и краской.
Я очень хорошо помню один момент на Бульдозерной выставке, когда мои работы и работы моих друзей уничтожались у нас на глазах. Я бросился защищать наш «Двойной автопортрет», меня отбросили в грязь. И вдруг в один момент я посмотрел на удаляющийся в историю бульдозер и понял, что это был звездный час. Ощутил буквально, как прикоснулся к одной из ярких и по-своему красивых сцен истории, к некоему божественному театру. Нужно только увидеть эту красоту, чтобы понять замысел.
Мне всегда хотелось стать другим художником. Мы еще с Меламидом придумали выдуманного художника, который был слеп на один глаз и поэтому на своих реалистических картинах рисовал кусочек собственного носа. И всех вождей я научился рисовать еще в армии, где оформлял всевозможные объекты их портретами и советскими лозунгами. Вот этот навык мне пригодился, когда в юбилейные годы жена Алика раздобыла для нас заказ на оформление детского летнего лагеря к 50-летию пионерской организации. Был холод страшный, мы все это дело согревали водкой и надеждой на гонорар. И вели пьяный разговор о том, до чего мы дошли, делаем какую-то идеологическую гадость. А что, если бы кто-то делал это от души? И, наверное, он бы подписался под каждым лозунгом, нарисовал бы свою жену и детей. Тогда мы персонажа и изобрели. Вот от этого персонажа мне хочется уйти. И наш «развод» я воспринял как шанс стать другим. И мне кажется, что я стал немного другим: работаю с новыми символами, объединяю их с соц-артом. Готовлю большой проект к 40-летию Бульдозерной выставки, где бурый медведь управляет бульдозером, который сметает все на своем пути под надежным прикрытием политической идеи… Но все равно, думаю, вряд ли удастся полностью переродиться. Иллюзия это».
Виталий Комар, советский и американский художник, один из основателей соц-арта. Фото: © Time Out, © Guy Calaf / Agency.Photographer.ru.
