«Одесские анекдоты»

Из цикла «Одесские анекдоты» одесского-же поэта Бориса Херсонского. О нем.

***
ко второму кладбищу процессия ползет
рабинович в гробу семечки грызет
тебя уже хоронят а ты еще живой
кого это волнует качает головой

а спорим волнует на рубль на шелобан
равлик павлик туба круглый барабан
раздвижной тромбон золотой корнет
паршивый бетховен но лучшего нет

баба фира грустно глядит поверх очков
внук разбил коленки до свадьбы заживет
во дворе на примусе жарит бычков
тетя неля либерман беременный живот

***
Ведешь за ручку девочку,
потом под ручку дамочку,
какую-нибудь самочку –
в помаде красный рот.

Но любишь все же мамочку –
еврейский анекдот.

Скребешь тарелку ложечкой,
зовешь кого-то кошечкой,
а сам – облезлый кот.

Не тормозить и не тупить:
вторично в речку не вступить.
Глядишь, река уже не та,
и ты уже не тот.

Идешь одышливый, с трудом,
живешь, мечтая лишь о том,
чтоб раньше развалился дом,
а ты – уже потом.

***
Вчера КГБ копало на даче Абрама – искали крамолу.
Сегодня рубят дрова у Фимы – ищут бриллианты.
Абрам собирает сыночка Ваню в среднюю школу.
Фима глядит в телевизор – “Алло, мы ищем таланты!”.

Хорошо, что вскопаны огороды, и дрова наколоты, все же
плохо, поскольку довольным еврею быть не пристало.
Вот Хаим вчера в трамвае получил по еврейской роже -
Военный взглянул на часы, и решил, что время настало.

Хорошо в дороге, особенно пересадки в Париже!
Жаль, что еще не придуман еврейский глобус.
еврейское счастье, придвинься к еврею поближе.
Нужно жить тяжело – обособясь и приспособясь.

Глухой Давид смотрит “Онегина” в опере, в императорской ложе.
Жена кричит ему в ухо: Ленский послал Онегину вызов!
Ему или всей семье? – вопрошает Давид – о Боже!
ясно – Онегин в подаче, но неясно, откроют ли визу.

Нужно сдать партбилет выслушать гнев коллектива:
клюнул подлец на свиное сионское сало!
А Абрам пошел на угол, выпил две кружки пива,
никуда не уехал, но все же – полегче стало.

***
Приходит старик на исповедь к иерею.
Говорит: святой отец! Я сказать не смею,
после смерти жены я жил без женщины двадцать лет,
короче, незачем жить, а смерти все нет и нет.
Но мне дали лекарство – забыл – похоже на слово “подагра”…
А! Виагра! -священник сказал, и старик подтвердил: да, виагра,
И провел я ночь в компании двух девиц,
и это был секс без удержу и границ!

-А еще какие грехи ? – Ничего на ум не приходит.
Может и было что-то, да в старости память подводит.
-А когда ты ходил на исповедь? Да я не ходил никогда!
Вообще – я еврей. -Так зачем ты пришел сюда?

Понимаете, отче, я человек не болтливый,
но меня распирает от радости! Я сегодня такой счастливый!
А похвастаться некому. Ни дружка, ни сынка…
Спасибо, хоть вы послушали старика!

-О! Таки да – говорит священник – во время оно
читал я что-то похожее про царя Соломона,
он в старости клал двух девиц в постель, согревая плоть,
и гляди – не вменил ему это в вину Господь!
Иегова простил Соломона, и тебя да простит Иегова,
поскольку у вас, иудеев в запасе нет Бога другого.

***
Два еврея стоят возле бани: как быстро текут года!
После потопа еврею страшна вода.
А русскому после крещения – хоть в прорубь вперед головой,
нырнул в иордань полумертвый – вынырнул чуть живой.

У еврея и Хаим прав, и Абрам, и Сара тоже права,
а у русского – во дворе трава, на траве дрова,
плюс собор Покрова, каков поп, таков и приход,
каков кафтан у боярина, таков у него и испод.

Говорит русский еврею – ты создан для адских мук,
отвечает еврей – расти головою в землю, как репчатый лук.
Но у русского и у еврея дочки отбились от рук,
а сами – приличные люди, кандидаты наук.

Оба члены партии, над ними один райком,
оба по вечерам самиздат читают тайком.
Оба слушают голос Америки сквозь глушилки по вечерам.
У еврея пуста синагога, а у русского взорван храм.

И у русского и у еврея на сберкнижках по три нуля,
до получки они друг у дружки занимают по три рубля,
у обоих жены весом превышают центнер.
Да здравствует дружба народов и покойный СССР!

***
У мудрого ребе есть много хороших идей,
как сделать, чтоб воры не крали кур у старых людей,
тем паче если старик – праведный иудей.

Очертить кругом курятник, трижды “кидуш” прочесть,
уснуть с молитвой, а проснувшись кур перечесть.
И засыпает старик, а проснувшись, считает курей,
вместо “кур” – “курей” иногда говорит еврей.
Неважно, что в русской грамматике он не силен,
важнее, что многих кур не досчитался он,
ни рябенькой, ни несушки, ни задорного петушка -
всех злодей неизвестный вынес исподтишка!

А ребе чешет в затылке и говорит: теперь
нарисуй на двери звезду Давида и никто не откроет дверь!

Засыпает старик и видит он сон чудной -
снится ему – не осталось в курятнике курицы ни одной.
Только поп православный в курятнике ходит пустом,
дымит кадилом, размахивает крестом.

***
Вы будете смеяться, но Циля тоже, того, умерла.
Как Фаня и Двойра? Боюсь, еще окончательней, чем они.
Кровь из горла лилась, что твой портвейн – с горла.
Успел ей сказать – если ТАМ есть телефон, позвони,

расскажи как оно, встретилась ли со своими сестрицами,
кем они стали – на чердаке куницами, или на небе птицами?

Да, понимаю, что вы подумали: хорош, нашелся еврей,
повадился женихаться в нашу семью!
За два года сгубил старших трех дочерей,
даст Бог, управится с оставшимися семью.

Сидит за столом в кипе, в лапсердаке и с завитушками-
пейсами над приросшими красными мышиными ушками.

Говорит о том, что опять срочно необходима жена,
потому как мицва – продолжить род, ничего, что синяя борода.
Безутешные тесть и теща – постоянная величина,
а жена – переменная величина, это, конечно, да.

Водочку пьет, на вилку нижет сардиночку
да поглядывает на рыженькую в крапинках Биночку.

***
Русская светопись А.Вайнштейна. Городъ Одесса.
Светопись – фотография, если кому непонятно.
Дамы на фото не стесняются лишнего веса.
По краю картонок – блеклые ржавые пятна.

На заднем плане – бокал и бутылка портвейна.
Резной буфет: львы – подпорки, на дверцах – гроздья.
Русская светопись в надежных руках Вайнштейна.
Сейчас вылетит птичка в канотье, с элегантною тростью.

Вылетит, на трехпалых лапках станцует семь-сорок,
И нырнет обратно в ящик, в дыру объектива.
Русская светопись. еврейский, одесский морок.
Сидите недвижно, дамочка. Я сделаю вам красиво.

***
-Ты слыхал? Рабиновича расстреляли! – Как, неужели опять?
- Тссс! Вот он идет… Не будем об этом при нем…
Завтра, возможно, и нас велят расстрелять,
или зарубят шашкой, или затопчут конем,

иль исключат из партии – станется с этих господ,
иль изберут в профком, иль сдадут на металлолом,
уж лучше быть манекеном в ателье дерибасовских мод,
смирно стоять в витрине за треснувшим мутным стеклом

***
На подоконнике за занавеской увядают цветы.
У молодого раввина умирает жена.
Раввин говорит: мне не найти жену лучше, чем ты,
а вторая такая, как ты, мне не нужна.

А ты мне тоже не нужен, хоть был ты совсем неплох-
думает Рива, – пробил последний час.
Что последний вздох? Это – горестный вздох
или – вздох облегчения, всё зависит от нас

***
Умирает старик. Жена на скамеечке рядом
смотрит на бедного мужа прощальным взглядом,
и слышно, как щелкает счетчик в старухиной голове -
где хоронить, во что это все обойдется,
что после поминок семье на жизнь остается -
может быть пару сотен, а может быть тысячи две.

Потому что старик скуповат. А значит
у него есть заначка, где-то он деньги прячет,
рассказал бы сам, а спросить – дороже себе.
Напряженье растет. Для снятия напряженья
умирающий должен сделать последние распоряженья,
а может быть предпоследние, это как угодно судьбе.

Старик был военным. У него ордена и медали,
больше тех, что ему к юбилеям победы дали,
ему – играть в домино, а жене стоять у плиты.
Бывало, жена всплакнет, а старик не заметит,
С ним и сейчас не поспоришь, скажешь что, он ответит:
Фира, кто тут из нас умирает – я или ты?

А! Это еще неизвестно, кто из нас умирает!
Счетчик щелкает, крутится, электричество нагорает,
то, которое всем рулит в головном мозгу.
Потому что и жизнь расходы, и смерть – расходы,
и как это все подсчитать – да в наши-то годы,
Нам никто ничего не должен, а мы – перед всеми в долгу.

***
Фима, а если бы ты был царем? Я жил бы лучше чем царь!
Как??? Я вечерами немножко бы шил.
Иголки и пуговицы я бы складывал в ларь
вместе с царской короной – чтоб я так жил!

А нитки? Нить тянулась бы вместе с жизнью моей,
истончалась, чтобы пролезть в ушко иглы.
Если бы я был царь, я имел бы много детей,
мы бы с Сарой их рожали сколько могли.

А так их мало? Ох, не смешите меня,
тесен мой дом, но в нем полно детворы.
Был бы я царь, так правил бы в течение дня,
а вечером все же шил, для денег, а не для игры.

Потому что живая копейка не бывает лишней, она
любит счет, копейка к копейке – рубль сбережет.
Если царь экономен, живет привольно страна,
но плохо, если деньга карман властителя жжет.

Был бы я Фима Первый, окончательный, и боюсь
последний, ибо не дело еврея садиться на трон -.
мы так называем ночной горшок. не бойся, святая Русь,
еврея-портного, не шьет тебе саван он.

This entry was posted in Поэзия and tagged , , , , . Bookmark the permalink.