Писатель Анатолий Курчаткин размышляет на страницах своего блога о том, что происходит сегодня с современной русской литературой, почему читатель бежит от нее, тиражи книг падают, а автор в итоге бедствует?
«…ни о каком конце русской литературы нет и речи. Но кризис – да, кризис сильнейший, и причин тут бесчисленно, а способов выхода из него – ни одного универсального, ни одного скорого. Коротко о причинах (и безусловно, каждый может дополнить и расширить этот перечень):
Причина первая. Современный русский писатель разучился рассказывать историю. В том традиционном смысле слова, как рассказывали истории дамы с собачкой, Наташи Ростовой, Раскольникова, леди Макбет Мценского уезда Чехов, Толстой, Достоевский, Лесков. Этому «разучиванию» немало поспособствовал позднесоветский период литературы, когда писатели стали воспринимать себя как «боль», как средостение всех чувств, проблем, печалей народа – и в результате основополагающие характеристики писательского мастерства отошли для очень многих на второй план. Происшедшему есть очень простое объяснение: практически лишь у писателя и была возможность высказаться обо всем этом – такое было время, так оно было отформатировано. Однако это время прошло, чувствовать себя «болью» могут теперь, слава Богу, и журналисты, и политики, и просто всякий человек, отправляясь голосовать и ставя галочку в списке не сообразно полученным на работе указаниям, а соотносительно со своей совестью. Между тем нынешний русский писатель очень плохо чувствует это изменение. В том числе, что странно, и молодой. Из-за чего, естественным образом, он не только не может установить связь с читателем на уровне текста, а еще и элементарно раздражает его (читателя).
Причина вторая. Тоже касающаяся писателя. И в данном случае прежде всего писателя молодого. Очень модным в литературных разговорах, преимущественно молодых, стало словечко «высказывание», а то и без всякого перевода – «месседж», как замена прежнему понятию «сверхзадача». Но как раз с высказыванием-месседжем-сверхзадачей в современной прозе (особенно, подчеркну снова, прозе молодых) в большинстве случаев очень плохо. Чисто стилевое мастерство, то, что называется «рука», может быть очень высоко, даже пафосом может быть переполнен текст, но к чему, ради чего все было написано-рассказано? – нет ответа. И читатель, закрывая такую книгу, чувствует себя обманутым, простите за тривиальность. И в следующий раз, проходя мимо книжного магазина, в него не заходит.
Причина третья. Отсутствие критики. Вроде критики тут и не виноваты – все нелитературные СМИ изгнали со своих страниц любой разговор о литературе (о ТВ нет разговора), а если где еще что-то позволяется говорить о литературе – только с информационным поводом, только, только! Но ведь и вот какая странность. В литературных изданиях, где критикам еще остается место, год от году все расширяется и расширяется объем той самой аннотационной критики, а количество собственно критического высказывания уменьшается и уменьшается. И делают это сами критики. Боятся брать на себя ответственность за оценку? Не уверены в своих воззрениях? Не чувствуют за плечами достаточно сильной профессиональной школы? Эти вопросы я вынужден оставить в качестве риторических – не мой цех, изнутри не вижу его, могу лишь констатировать.
Причина четвертая. Глухое непонимание нашим государством (которое с каждым годом все больше и больше подгребает под себя того, что должно принадлежать обществу) как раз той фундаментальной роли литературы в жизни человека, о которой говорилось в начале.
Агентство по печати как институт государства, призванный овеществлять интересы этого самого государства в интересующей нас области жизни, тратит, скажем, деньги на бессмысленное, как уже показал опыт, участие в международных книжных ярмарках, не приносящее стране ни моральных, ни тем более материальных дивидендов, вместо того чтобы выступить организатором (или катализатором) создания системы распространения книг, похожей на ту, что есть в других странах. Когда книгоиздатели и книгопродавцы объединены в одну линию, книгопродавцы не обирают издателей, а помогают им имеющимися у них деньгами издавать книги, становясь таким образом лицами, заинтересованными в успешной и быстрой продаже. Что, не хотят книгопродавцы вкладываться в издание, хотят только снимать сливки? Но на то вы и государство, такое сильное, такое могучее, продемонстрируйте наконец в созидательном деле, а не в деле подавления свою мощь: найдите стимулы, проработайте схемы, чтобы всем участникам «линии» было интересно и выгодно.
Министерство культуры… О Министерстве культуры, пардон, промолчу. Они, конечно, тоже государственный институт, имеющий отношение к литературе. Но этот институт столь успешно не замечает литературу, отделываясь от нее несколькими десятками жалких стипендий, что справедливо будет также не заметить их.
Далее, лишь перечислительно: 1) критика сведена к аннотированию книг и стала вдруг – как в том анекдоте про недержание мочи – этим гордиться, 2) читатель в итоге знаком лишь с десятком писательских имен и начисто лишен возможности узнать и оценить новые, 3) литературные премии работают вхолостую, давая лишь некоторую материальную поддержку победителям и не обеспечивая их известности и поднятия тиражей, 4) изданные книги, как не уходили двадцать, пятнадцать, десять лет назад за пределы региона, где изданы, так и не уходят. И дальше можно множить этот список, не до бесконечности, конечно, но длить и длить».
