Известный коллекционер и арт-дилер Алекс Лахман рассказывает о своем опыте работы в Европе, о том, почему рынок искусства в России остается нецивилизованным, и о том, какие русские художники всегда будут пользоваться спросом у собирателей.
«Есть большая разница между человеком, который купил квартиру, решил ее украсить, купив пять-шесть вещей, и коллекционером. Коллекционер − человек, который живет этим, для которого это не просто хобби. Все зависит от его удачи, от его возможностей, потому что есть весьма профессиональные коллекционеры (которых в России называли в советское время спекулянтами, но во всем мире − очень уважаемые люди), которые собирают коллекции, потом продают их, потом ищут каких-то художников, которые только появляются, или открывают старых художников. То есть они делают долгосрочные инвестиции.
Переехав в Германию, я первым делом стал учить язык, ходить по музеям, путешествовать по Европе, а уже через восемь лет открыл в Кельне свою галерею. Дело в том, что я познакомился с некоторыми немецкими коллекционерами, начал работать на них, зарабатывать какие-то деньги. Это было связано и с Россией. Стало ясно, что в России есть много интересных, но недостаточно изученных периодов искусства, которые мало кто тогда знал на Западе: искусство Вхутемаса, советская архитектура двадцатых-тридцатых годов, пионеры советской фотографии. К примеру, Александр Родченко был уже довольно известен и стоил дорого, но, кроме Родченко и Лисицкого, были ведь и другие мастера высокого класса. Тогда Кельн был центром культурной жизни Европы, но русским искусством занималась только «Galerie Gmurzynska». Я активно включился в арт-процесс: стал выставляться на ярмарках «Art Basel» и «Art Cologne», издавать каталоги, делать выставки.
Мне посчастливилось работать для великого немецкого коллекционера Петера Людвига, который сумел собрать выдающуюся коллекцию американского поп-арта. Кроме того, одна из основных частей его коллекции − это уникальное собрание русского авангарда. Плюс у него одно из самых больших собраний Пабло Пикассо, в особенности позднего. Я собрал ему коллекцию советской модернистской фотографии, и теперь она у него, пожалуй, самая большая в мире. Может быть, только за исключением моей собственной… Все великие коллекционеры собирали не по ходу дела. Для Людвига собирание было основной профессией, а уже шоколадные фабрики − побочным. Потому что богатых людей сотни тысяч, и всегда будут еще богаче и круче, а вот коллекционеры остались в истории − их именами названы музеи. Сегодня собиратель − это профессия на Западе. И в России это тоже когда-нибудь будет. Помогал я и в создании других частных собраний. К примеру, в какой-то степени помог сформировать коллекцию Петра Авена. Может быть, содействовал в этом деле еще паре человек, преимущественно приятелям.
Всем своим коллекционерам и клиентам я говорю одно и то же: для успешного коллекционирования необходимы три предпосылки − наличие денег, информации и вкуса. Разумеется, что, имея деньги, всему остальному можно или научиться, или это приобрести. В принципе, коллекционировать без галерей, без арт-дилеров невозможно. Очень сложно купить самому что-то стоящее, если ты занят еще какой-то другой профессией на постоянной основе. Сам я уже давно не занимаюсь галерейной деятельностью. В какой-то момент я понял, что не могу участвовать в этом изматывающем марафоне. На Западе, чтобы завоевать публику и иметь коммерческий успех, ты должен постоянно быть лучшим: удивлять, поражать, шокировать, привлекать внимание. В это все вкладываются дикие деньги: ярмарки, персонал, трансферы. А в результате получается так: если ты делаешь все супер − на это никто не обращает внимания, это в порядке вещей, однако стоит тебе оступиться − вот тут и поднимается шумиха, все дружно осуждают тебя. Так что сейчас я живу так: хочу − продаю, а хочу − не продаю. И при этом занимаюсь некоторыми художественными проектами.
Сегодня проблема русского искусства на арт-рынке − в отсутствии качественных работ. Вы удивляетесь, что Петров-Водкин стоит девять миллионов фунтов? Да таких вещей просто нет на рынке, сколько за них ни заплати! Есть небольшое количество очень богатых россиян, которые собирают первоклассное русское искусство, а произведений выдающихся значительно меньше. Они готовы платить так много просто потому, что другой возможности приобрести подобные вещи уже не будет. И еще важен провенанс, особенно русских вещей, подтверждение, что работа настоящая. Наличие экспертиз, в особенности российских, нередко наводит на подозрения, ведь настоящим шедеврам никакие экспертизы не нужны, про них и так все почти досконально известно − от первого и до последнего дня. Двадцать лет назад некоторые люди в России начали зарабатывать много денег. Тогда впервые появился рынок искусства, спрос был большой. Потом начались кризисы, и цены на искусство упали. Многие себе понакупили работ весьма низкого качества. Это объясняет тот факт, что сегодня объем рынка искусства в России существенно сократился. Но на Петрова-Водкина и на выдающиеся произведения таких художников, как Малевич, Кончаловский, Лентулов, Дейнека, Ларионов и Гончарова цена никогда не упадет, а будет только расти. Потому что их крайне мало.
Россия становится нормальной цивилизованной страной, а рынок искусства остается нецивилизованным. Нет соответствующего законодательства, нет необходимой инфраструктуры: престижных галерей, транспортных фирм, ярмарок, аукционных домов; у музеев не налажена должная культурная политика в этом отношении. Ввозу культурных ценностей препятствует непродуманное таможенное законодательство. Сложности с российской таможней практически исключили возможность высококачественного рынка в России. Ведь, чтобы продавать здесь вещи, привезенные с Запада, по российскому таможенному законодательству нужно заплатить 20–30%, что означает существенное повышение цены. Было бы хорошо, если бы все происходило как на Западе: показал счет, заплатил разумные 5–7% за ввоз. Если вещи не проданы, то деньги немедленно возвращают. В конце концов, все эти предметы останутся в России, и большинство из них, возможно, попадет в музеи, которым нужно налаживать контакты с частными коллекционерами…
Я нередко задумываюсь о том, что будет с моими коллекциями. Коллекция − это набор вещей с какой-то идеей, система, понимаете? Человек может покупать много всего, но это никогда не станет полноценной коллекцией. Возможно, если моя дочь захочет этим заниматься, я буду этому способствовать. В принципе, в современном мире сейчас очень развита передача частных коллекций музеям − это является одним из двигателей их развития. К сожалению, такого рода ситуация полностью отсутствует в современной России. Объясняю почему. Советское государство считало, что интеллектуальное и художественное достояние нации принадлежит только ему, результат творческой деятельности попросту экспроприировался. Однако важно помнить, что Россия − одна из немногих стран, где почти все создано частными коллекционерами. Это и Третьяковская галерея, и Бахрушинский музей, и Русский музей, и Щукин, и Морозов, и Костаки. Все, чем гордится Россия, изначально находилось в частных руках! Если бы не частные коллекционеры, музейный ландшафт России был бы на уровне стран третьего мира. Я вижу свою коллекцию частью музейного собрания, но не думаю, что это произойдет в России. Коллекция должна гармонично вписываться в направление музея. Просто где-то кому-то что-то оставить − неинтересно. Музеям следует понимать, что их будущее − в частных собраниях, и у российских музеев еще слишком много работы в этом направлении». Полностью здесь и здесь. Фото: © New Style Mag Ltd.
