«В первые годы, коллекционируя искусство, я совершил массу ошибок из-за своего непрофессионализма. Поэтому первую коллекцию пришлось продать, оставив только пару работ «на память» о неудаче. Когда я решил ее распродавать, у меня и в мыслях не было становиться дилером искусства. Просто хотелось c ней распроститься. Но продавать искусство – это непростая работа, и год, который я провел, пытаясь избавиться от опостылевших приобретений, дал мне бесценный опыт и контакты даже в Европе»: это цитата из интервью известного российского галериста Марата Гельмана, опубликованного осенью 2011 года на портале artterritory.com. О своем опыте коллекционера, он рассказал в беседе с корреспондентом Анной Илтнере:
«Когда в Москве я кое-что уже начал понимать в искусстве, и мог более профессионально составить коллекцию, на дворе стоял примерно 1988 год. Самые известные художники Москвы стали стоить невероятно дорого, потому что в то время прошел престижный аукцион Sotheby’s – 1988. И даже те, кто в нем не участвовал, как будто свихнулись на деньгах. Я не мог приобрести их работы, в то время я вел небольшой бизнес, продавал собственные «мозги», а не нефть или компьютеры. Поэтому я обратился к менее известным художникам и отправился на поиски на юг России, в Киев и т. д., и обнаружил, что в этом регионе есть мощное поколение молодых художников. Перед тем, как открыть галерею, я в Москве провел большую выставку «Российская южная волна». Она удалась, семьдесят процентов из выставленных работ были распроданы. Сегодня это уже широко известные авторы. Выставка вызвала и конфликт, потому что в Москве тогда правил бал концептуализм, который выдвигал такую точку зрения, что в российском искусстве нет ничего интересного и ценного, кроме концептуализма. Но конфликт помог и мне, и художникам, которых я продвигал, привлечь к себе внимание. И в конце концов – в этом и есть миссия галереи: отыскать никому неизвестного, талантливого художника и помочь его потенциалу раскрыться. Те галереи, которые работают с художниками, уже попавшими в лучи славы, принадлежат к так называемому вторичному рынку искусства. Я могу смело утверждать, что, если вы видите хорошо известного российского художника, который вышел на сцену в девяностые годы, то наверняка его первая выставка проходила в моей галерее. Гарантирую.
Можно ли вообще передать в словах то ощущение или интуицию, когда вы осознаете – да, у этого художника или художественной работы, безусловно, есть потенциал?
Начало моей работы пришлось на так называемый период энтузиазма. У истории современного искусства России было несколько этапов. Первым шел «Героический период», который происходил еще до того, как я включился в эту сферу: это нонконформизм и другие направления искусства, существовавшие в советское время еще до перестройки. Мое же время было временем энтузиазма, когда ни у кого не было достаточных знаний, зато всех переполняла любовь к тому, что мы делали. В этот период моими самыми лучшими советчиками были сами художники. И когда я вижу произведение искусства, для меня всегда важнее сам художник, то, что за этим стоит – его личность. Тогда все встреченные мною художники еще не были готовы к рынку, совершенство и полнота формы были еще впереди, они же были еще совсем молоды. И теперь большая часть этих художников работает уже иначе. Поэтому я могу сказать, что выбирал людей, а не сами работы. И с этими личностями мы продолжали развиваться уже вместе.
На ваш взгляд, коллекционерам искусства стоит общаться с художниками?
Я думаю, что это одна из главных мотиваций! Для меня важнейшим стимулом была именно возможность приобщиться к кругу людей искусства. Жить с художниками, разговаривать с художниками, что может быть лучше? Будни бизнесмена довольно скучны, поэтому искусство очень скоро стало важной частью моей жизни. Итак, первым этапом был период энтузиазма, когда ты ищешь и собираешь вокруг себя художников как свою команду, а не только как художников. Следующий уровень был уже профессиональнее: искусство стало меня интересовать уже вместе с контекстом. И я могу выделить четыре разных контекста. Первый контекст – история искусства. Создавая новую работу, художник должен осознавать, что до него уже были воплощены тысячи других произведений искусства. И ему надо уметь ответить себе на вопрос – а зачем создавать еще одно? Второй контекст – язык. Произведение искусства должно коммуницировать с тем, что делают коллеги, независимо от страны происхождения его автора. Необходимо уметь участвовать в дискуссии, которая происходит, если используются сходные средства выражения или выбрана общая сверх-тема. Третий – это социальный контекст: у искусства, которое воплощает свое время, есть шанс попасть и в будущее. Мой отец, Александр Гельман, был заметным советским драматургом. Многие упрекали его в том, что его работы слишком «актуальны», слишком привязаны к сегодняшнему дню, что по сравнению с вечностью они немногого стоят. На что отец отвечал, что «мгновенное пребудет вечным», имея в виду следующее: то, что выражает свое время, никогда не исчезнет. Поэтому и я, рассматривая какое-нибудь произведение искусства, всегда про себя анализирую, можно ли понять, в какое время оно было создано, выражает ли это сама работа. Для меня это важно. Четвертый контекст – как бы суть художника, почему он им стал, потому ли, что родители послали его в художественную школу, или он этим занимается потому, что действительно хочет что-то сказать. Вообще очень распространен взгляд, что у художников, получивших арт-образование, больше шансов. Я с этим абсолютно не согласен. Потому что именно те, у кого не было возможности учиться искусству, но которые все равно горят желанием стать хорошими художниками, и есть самые сильные и многообещающие, потому что это их осознанный взрослый выбор, а не послушание родительской воле или еще каким-то там интересам. И в России есть очень много талантливых художников, которые по образованию – архитекторы или дизайнеры. Вот четыре важных контекста, необходимых, чтобы произведение искусства со мной «заговорило».
На ваш взгляд, те коллекционеры искусства, которые в первую очередь рассматривают его как объект инвестиций, достойны ли они вообще именоваться коллекционерами, ведь ими движет практический интерес, а совсем не любовь к искусству?
Во-первых, совсем неважно, как люди доходят до коллекционирования искусства. Может, ты решил сделать свою квартиру более красивой и отправился на арт-ярмарку, или придумал, что хочешь инвестировать, или захотел помочь какому-то другу-художнику, купив его работы. На самом деле, коллекционеры приходят к этому самыми разными путями. Но если искусство их не увлекает по-настоящему, они никогда не станут успешными в своей сфере. Можно повстречать немало людей, которые покупают произведения искусства, но только некоторые из них – действительно коллекционеры. Во-вторых, есть корпоративные коллекции. В Европе и Москве есть целый ряд банков, покупающих искусство. И банк – это не конкретная личность, поэтому он не способен предложить любовь к искусству как мотивацию. Но покупки так или иначе превращаются в коллекцию, и за этим часто стоит способный куратор, который может поднять ее до музейного уровня. То есть, могут существовать хорошие коллекции искусства и без чьей-то индивидуальной любви к нему. Но это нелегко. Ведь именно любовь есть тот элемент, который помогает найти то уникальное, особое, что и делает коллекцию успешной и неповторимой.
Директор первого Вильнюсского аукционного дома Симона Макселиене в разговоре как-то сказала, что, как ей кажется, в частных коллекциях свою роль играют и сделанные коллекционером ошибки, именно они порой создают ее уникальный характер. Вы с этим согласны?
Определенно не согласен. Поле искусства очень обширно, и профессиональный советник, например, галерист, может его хотя бы немного ограничить, указав, скажем, на сотню художников, обладающих потенциалом в будущем повлиять на историю искусства. И коллекционер может реализовать себя, не выходя из этого круга, и показать в его рамках свой индивидуальный вкус. Это нормально. Так как, если он выйдет из этого профессионально очерченного круга отбора, то – сто процентов ошибется. Конечно, надо учесть и то, что коллекционеры – люди, которые очень быстро учатся, потому что платят большие деньги.
Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию на рынке современного искусства России?
В общем, большая часть коллекционеров, которые появились около двухтысячного года, когда наступило такое довольно оптимистичное время, сегодня уже эмигрировали. Политическая ситуация в России такова, что в данный момент самые богатые люди в государстве – это чиновники. Но чиновники деньги открыто не тратят. Это создает своеобразный рынок. Существуют инициативы, когда богатые люди организованно покупают художественные работы и дарят их музеям. Конечно, не финансово поддерживают, а именно – художественными работами. Со временем, может быть, часть этих людей станет также и коллекционерами».
