Директор Эрмитажа о культуре и миссии современного музея:
«Место музея – посередине между храмом и Диснейлендом. Но так получается, что он двигается в ту или другую сторону. И в последнее время – это во всем мире так – в сторону Диснейленда. Потому что публика и в храм стала ходить, как в Диснейленд. Но надо возвращаться обратно, надо снова напоминать, что музей – храм и в нем свои правила. В Диснейленде правила рыночные, обычного общества. А храм – это убежище, в храме, знаете, может преступник спрятаться – и его не тронут. Основа нашей концепции законодательства о культуре состоит в том, что у культуры есть свои права и они могут не совпадать с экономическими правилами и даже с правами человека. Эта наша позиция вызывает множество протестов.
Многие считают, что у культуры не может быть особого законодательного статуса. А он должен быть, и он уже есть, но не всем это нравится. Для учреждений культуры действуют специальные таможенные правила – например, иммунитет от ареста за счет государственных гарантий. Это международное правило для экспонатов выставок, гарантирующее неприкосновенность шедеврам на случай исков, но даже его постоянно приходится отстаивать. Мы должны все время объяснять, что искусство – это храм и сакральная территория, поэтому на нашей территории не должно быть запретов. Здесь все – не кощунство, даже если для кого-то выглядит кощунством. С другой стороны, это может быть поводом для дискуссии, обсуждения, объяснения того, что различное – это прекрасно. С религией, между прочим, потихонечку получается: все же в России нет мощного противостояния религий. Так что такие настроения – это все поводы обсудить и говорить. Объяснить, что такое оскорбление, когда нужно оскорбляться, а когда и почему не нужно. Законы плохие? Значит, с плохими законами надо бороться, пытаться их изменить.
Искусство и культура состоят из трех частей. Первая – это фундаментальная культура – та, которую должно содержать общество. Культура сама по себе не может зарабатывать на жизнь. Она может зарабатывать деньги, но не на жизнь, а дополнительно. Общество содержит ее тремя путями: через государство, через, условно говоря, бизнес – донаторов, меценатов, и, наконец, когда люди сами платят – например, за билеты. Но они получают не услугу, а право посмотреть. Это разные вещи. Так вот. Фундаментальная часть культуры, которую нужно развивать, которая может не нравиться (в том числе власти), она остается вечно. При любых режимах бывают те, кого не преследуют, понимая, что это, может быть, и вредно [для режима], но служит во славу культуре. Вторая часть – это государственный заказ. Когда кто платит, тот и заказывает музыку. Заказ зависит от того, что нужно сегодня. Нужен патриотизм? Тогда объявляется, что мы платим деньги тем, кто проповедует патриотизм. Патриотизм, интернационализм; сегодня против эмиграции, завтра за эмигрантов – все равно. Это нормально, такие заказы есть везде. И третья часть – это культурная индустрия: целый ряд явлений культуры, которые могут зарабатывать деньги. Дизайн, интернет, кино, телевидение, в какой-то мере музеи. Тут должны быть свои правила. Например, брать или не брать налоги, это уже должно регулировать государство.
На самом деле музеи существуют не для того, чтобы показывать что-то публике, и не для того, чтобы водить туристов по залам, а для того, чтобы собирать культурное наследие, сохранять, изучать и передавать следующим поколениям. И – как дополнение – еще и показывать. Чтобы воспитывать у людей хороший вкус, чувство собственного исторического достоинства. Хорошо, если бы государственный заказ был именно такой: и дальше возвращать людей в человеческое состояние из того звериного, в котором они сейчас находятся. Остановить ненависть. Мы живем в обществе ненависти, абсолютного недоверия друг к другу. И музеи во всем мире пытаются как-то это стушевать.
Выставки-блокбастеры – это дурной тон. Одно время в музейном мире вообще решили, что не нужно делать блокбастеры, но потом это вернулось, потому что опять хочется денег и шума. Все-таки такие выставки строятся по принципу рекламы и маркетинга. Брейгель – великий художник, но, честно говоря, весь хороший Брейгель и так находится в Вене, чтобы его посмотреть, не обязательно было ехать именно на эту выставку. Да, они очень много всего сделали, получилось, конечно, замечательно, прекрасная выставка, но в таких выставках все равно очень много маркетинга. Вот, скажем, рекламируют «самое полное собрание»… Но собрать все вещи художника невозможно: эти дадут, а эти не дадут. Выставке нужен особый взгляд, но если нет глубокой мысли, то должна быть сенсация. У нас была сенсация, когда мы вынули из хранилища вещи, вывезенные из Германии, тогда специальные рейсы самолетов летали, люди приезжали посмотреть, это был мировой блокбастер. Это хорошо, но не обязательно. Поэтому на самом деле за блокбастером может стоять реклама.
В музее Прадо вообще запретили делать селфи и фотографировать – и ничего. Сначала были скандалы, а сейчас все ходят тихо. Музей всегда немножко театр, но предел театра должен быть. Не нужно стремиться заменить подлинную вещь на выставке картинкой на экране. Но вот, например, у того же Фабра были сделанные шариковой ручкой рисунки, где собственно рисунок виден, только если смотреть через экран телефона. Для таких целей использовать технологии можно и нужно. Я выделяю два вида технологий. Первые помогают, например, увидеть то, что невозможно увидеть глазом, как в случае с Фабром. Есть другие технологии, когда художник использует искусственный интеллект для работы. Мы их показывали на выставке «Искусственный интеллект». Это немножко другая категория. Создаются алгоритмы, которые используют возможности искусственного интеллекта для сбора информации, из которой он, искусственный интеллект, сам начинает что-то выбирать, и тогда включается художник. И у нас есть возможность, играя с этими технологиями, их очеловечивать. Сам по себе искусственный интеллект может быть совсем нам непонятным. А с человечным можно идти в будущее.
Зарабатывать деньги – очень важный вопрос, принципиальный. Но зарабатывать деньги – это одно, а получение прибыли как единственная цель – другое: это бизнес и совсем другая психология. Музеи могут зарабатывать много, но никто не должен этого от них требовать. Деньги нужны для того, чтобы приходила та публика, которая нам больше всего нужна. Турист, который приходит для галочки, тоже нам нужен, мы его любим и ценим и рады, что он выходит уже немножко облагороженным. Но вообще ориентироваться надо на детей и студентов, потому что это следующее поколение и нам очень важно, каким оно будет. Музей воспитывает в людях хороший вкус, а хороший вкус – это самое главное. Будет он – будет и все остальное». Полностью здесь. Фото: © ИТАР-ТАСС / Юрий Белинский.
