В Суздале в возрасте 78-и лет скончался поэт и драматург Вадим Семенович Жук.
***
Поэт подвальный, некогда опальный,
Выходит из дому четыре раза в год,
Буквально как журнал ежеквартальный.
Неясно, что он ест и как живёт.
Он некогда царил в своей котельной
Или напутствовал лопатой снег.
Перебывая гордо век метельный,
Он думал, что обманывает век.
Могли им малолетки увлекаться,
Он брал их на креплёное вино.
Хранит три листика двух публикаций
В журналах, в вечность канувших давно.
Из множества стихов осталась малость.
Так, скажем, — на одностраничный том.
Да, собственно, одна строка осталась,
Приписанная Бродскому притом.
Заходят с правнучками малолетки,
Протёртые, прожúтые дотла.
Приносят безобидные котлетки
Из бедного семейного котла.
Он ставит настоящие пластинки,
В минувшую вперяясь полутьму.
Он мне и нынче, и всегда противен.
И очень я завидую ему.
***
Утром меня отводят в детский сад.
Я стараюсь вести себя хорошо.
Нина Павловна не отделяет меня от других ребят
И разрешает мне не ходить на горшок.
Я слушаюсь и хорошо кушаю,
В тихий час стараюсь не храпеть.
У меня есть собственный шкафчик — с грушею.
Терплю, когда заставляют петь.
Полдня я не слышу пошлостей, и ругани,
И про выборы — целых полдня!
В четыре за мной приходит супруга
И домой забирает меня.
Я прощаюсь с Агашей и Никешей,
Прячу в шкафчик мячик и пистолет.
А на танцы я не хожу, конечно.
Какие танцы — мне семьдесят лет.
***
Ты говоришь: придут лихие дни,
Не люди, а века столкнутся лбами.
Постой! А это разве не они
И рвут меха, и клацают зубами?
Как стонет, ноет наливной баян,
Как тянет, манит в степи Забайкалья!
И ничего не стоит жизнь твоя,
И дрянь поводит толстыми боками.
Белёсым мороком накрыт залив,
Песок прибрежный заплывает глиной.
И катит, катит на гору Сизиф
Щербатую таблетку пенталгина.
