Из цикла «Художник говорит».
«У художника есть функция в жизни – он учит видеть. Большинство людей считают, что если у них есть глаза – они видят. Но глаза ведь не только для того нужны, чтобы разглядеть цены в супермаркете, их возможности гораздо больше. Умение смотреть и видеть можно и нужно развивать, как музыкальные способности, это требует времени. Этим и занимаются художники. Например, сегодня люди восхищаются импрессионистами, а сто с лишним лет назад публике их картины не нравились. Люди начали видеть иначе, и в этом заслуга художников, которые научили публику смотреть по-другому. Есть люди, которые умеют видеть искусство с рождения, но их единицы. Остальные учатся. Небольшой процент из них становятся художниками. Должен сказать, художники сегодня в основном любят не само искусство, а себя в искусстве. Любого человека можно научить рисовать, а академизм легко может задушить художника в ученике. Нет у меня теплых воспоминаний о художественной школе. Те, которые говорят об умении рисовать в академическом смысле, на мой взгляд, на самом деле не понимают, что такое уметь рисовать. Вот учеба у мастера, общение с ним − это настоящая школа для молодого художника. Еще можно ездить по музеям и копировать работы мастеров.
Я ехал в Израиль из Москвы как на необитаемый остров. У меня был большой культурный багаж, я много знал. И от всего этого мне нужно было избавиться. Художнику нужна свобода, отсутствие давления со стороны великих мастеров. Скажем, когда я жил в Париже, у меня в голове сидели Пуссен, Шарден, Коро – художники, которых я очень люблю – и требовали заниматься «серьезным искусством». Израиль же для меня был как необитаемый остров в том смысле, что здесь нет богатой изобразительной культуры, более свободная атмосфера, не давят традиции. Когда я приехал сюда, я еще не был сложившимся художником. Для моего развития Израиль был правильным местом. Поэтому я поехал добиваться успеха сюда, а не в Америку.
Коммерческая сторона – самое ужасное, что происходит с современным искусством. Мы думали, что не было ничего страшнее советской власти и цензуры. Но они ничто по сравнению с тем, как влияет на художника желание успеха и стремление выбиться в дамки. Сейчас художнику не дают спокойно вырасти и созреть. Когда он еще только учится, на первом-втором курсе, на него уже ведут охоту хозяева галерей и арт-дилеры, которые хотят прослыть первооткрывателями новых талантов. Молодые художники мечтают, чтобы их открыли, но полезного в этом для них мало. Такая ситуация разрушает возможность серьезного становления. Картины позднего Рембрандта, Сезанна появились, потому что им была дана возможность созреть. Сегодня, можно сказать, вся актуальная жизнь направлена на уничтожение художника. Берегитесь ранней славы. Это очень опасная вещь. Слышу ответный хор: ему в его положении хорошо советовать. Я всегда говорил, что лучше работать ночным сторожем, чем надеяться и ждать продаж картин. Кураторы вьются около студентов Бецалеля, выхватывают самых талантливых и запускают их в водоворот тщеславия и коммерции. Это приятно, это льстит, но как это подействует на дальнейшую судьбу? Я говорю о живописи. Если хотите добиться в жизни нескольких строчек в энциклопедии − это одно, если хотите состояться как художник-живописец — совсем другое. Шум, скандал − это другая специальность. Тусовка − невообразимое слово. Художникам необходимо профессиональное, доброжелательное, но критичное общение. Общение на высоком уровне. Когда-то были гильдии, которые держали художников в рамках. Сегодня правила диктует только рынок. Мы живем в ужасное, непростое время − засилье коммерции в искусстве, суета, гонка за успехом. Но художники продолжают творить и не важно, в каких жанрах: живопись, фотография, инсталляция, видео-арт − все это здорово, если талантливо и интересно.
По поводу зрителей: я никогда не стремлюсь удовлетворить чей-то вкус, сделать красиво или модно. К тому же, я думаю, что уже вырастил для себя некоторое количество зрителей. До переезда в Израиль в 1973 году я учил художников в России, и до сих пор делаю там выставки. Тут я тоже учил двадцать лет. Кроме учеников и коллег, есть у меня много друзей, которые по роду своей деятельности далеки от искусства, но любят и понимают его. Математики, например. Как это ни странно звучит, я думаю, что они наиболее близки к искусству. Как, например, мой давнишний друг, знаменитый математик Владимир Арнольд. Хорошие вещи, шедевры, могут возникнуть только на фоне беспрерывной работы. В Пушкинском музее, помню, я показывал Вейсбергу на неинтересные, на мой тогдашний взгляд, работы Рембрандта, портреты старичков. Он отвечал, что это очень хорошие работы, будничные каждодневные вещи − так создается искусство.
Я работал много с акварельной живописью, а она связана с китайским искусством и философией. Простота без эстетизма. Без красивости. Я не стремлюсь к красоте, я стремлюсь найти гармонию и правду. То, что видит художник − это преходящее, и в это преходящее он вносит порядок. В борьбе за гармонию может возникнуть красота. Важен поиск истины, а не стремление сделать красиво. На мой взгляд, лучше покупать рисунки − они ближе к художнику, он делает их для себя. Офорты дешевле живописи, но не хуже. Действительная проверка: хочется ли тебе возвращаться к картине, скульптуре или рисунку, смотреть подолгу, остается ли это навсегда с тобой».
Ян Раухвергер (род. 1942 г.) − израильский живописец. Фото: © obtaz.com.
