На днях петербургский художник Игорь Пестов предложил собственные критерии оценки художников «высшей лиги», то есть тех, кто по его мнению, могли бы считаться наиболее значительными и выдающимися мастерами изобразительного искусства. Вот эти четыре показателя:
Тут надо сделать небольшую поправку, поскольку значение художника, на мой взгляд, не может быть до конца понято современниками и даже искусствоведами, ибо окончательные оценки уровня того или иного автора определяет время. Бывает, что художник при жизни производит колосcальное впечатление своим творчеством, однако впоследствии его имя и значимость нивелируются. Одним из примеров такого парадокса могут служить биографии Адольфа Вильяма Бугро и салонных академиков его поколения: Жана-Леона Жерома, Жана-Луи-Эрнеста Мейсонье, Александра Кабанеля и других. Андрей Дмитриевич Чегодаев включал вышеуказанных авторов в разряд живописцев «создавших совместными усилиями единственный в своем роде и неповторимый по своей сконденсированной пошлости облик художественной культуры». В настоящее время процессом опошления российской изобразительной культуры занимаются не менее популярные в определенной среде деятели: Александр Шилов, Никас Сафронов, Василий Нестеренко, Зураб Церетели. Бывает и наоборот: те художники, кого подавляющее число современников считало изгоями, дилетантами, фриками, бунтарями, постепенно предстают новаторами и величайшими мастерами своего поколения. Приведу примеры того же времени (конца XIX − начала ХХ века): Анри Тулуз-Лотрек, Поль Гоген, Винсент Ван Гог, Поль Сезанн, Клод Моне, Анри Матисс.
Поэтому осмелюсь предложить небольшую поправку к первому пункту: «Уникальные свойства». На мой взгляд такое определение слишком размыто. Непонятно, что имеется в виду: оригинальность художественной техники? Но многие великие мастера с технической точки зрения пользовались традиционными средствами выражения. И, наоборот: использование техники «пуантилизма» совсем не гарантирует произведений уровня Сёра и Синьяка. Огромное число современных псевдоимпрессионистов тому пример. Пастозная живопись отнюдь не открытие Ван Гога, однако считается одной из его главных узнаваемых черт. Новаторы часто пользуются известными приемами и методиками, а уникальность каждого из них определяется особенностями восприятия, умением увидеть «новое» в уже знакомом, продолжить или преобразовать традицию, разработать собственный художественный язык, предложить свежий взгляд на общеизвестные вещи. Верно высказался Анри Матисс в свое время: «Для художника-творца нет ничего сложнее, чем нарисовать розу, ведь сперва он должен забыть о всех розах, нарисованных раньше». Но определяющими для первого пункта можно считать его же слова: «Значительность художника измеряется количеством новых знаков, которые он введет в пластический язык». Итак, расширю определение: уникальность художника измеряется количеством новых знаков, которыми он обогатит пластический язык; качеством интерпретаций традиционных сюжетов; глубиной смыслового содержания; и конечно же, умением почувствовать дух своего времени, преобразовав его в творческий материал. Только таким образом можно отделить истинного творца от последователя или имитатора, пусть и талантливого.
Пункт второй, о влиянии «перворазрядного» художника на художников своего поколения принимается с оговорками. Этого влияния может не быть вовсе. Оно может проявиться, но впоследствии. Может проявиться в творчестве других мастеров (как отечественных, так и зарубежных) после смерти автора. Иногда спустя многие годы. Сфера неизведанная, на самом деле. Будем считать, что так или иначе творческое наследие значительного художника всегда переживает свое время и отражается в вечности. Это и есть то незримое, чем обычный ремесленник отличается от творца.
Пункт третий: личная история − самый сомнительный пункт в классификации Игоря Пестова. Перворазрядный художник не обязательно отличается сногсшибательной биографией и личной историей. Даже характер и быт его могут быть вполне мещанскими, если не сказать хуже. В «личных историях» множества авторов не присутствует ничего выдающегося. О некоторых из них мы не знаем почти ничего. Что нам известно о Гомере или Шекспире, кроме домыслов и легенд? Какой личностью был Вермеер? Что интересного в биографиях Исаака Левитана, Одилона Редона, Франца Кафки, Рене Магритта, Пауля Клее, Джорджо Моранди, Бернара Бюффе, Френсиса Бэкона и многих других? Они жили обычной, ничем внешне ни примечательной жизнью, не делали громких заявлений, не участвовали в войнах, не писали манифестов, даже просто сторонились публичности. Тем не менее, все они великие творцы и замечательные художники. Личная история для искусства имеет значение только как процесс внутренней духовной жизни, и никак иначе. Если внешние обстоятельства как-то способствуют этому − тем лучше. Но никогда большие потрясения не превращали заурядного художника в крупного. Скорее ломали его.
Последний пункт: тотальное доверие своему воображению и беспрецедентная смелость. Если представить, что художник − бог и демиург в своем творчестве, тогда да − этот пункт подходит. Но если вспомнить, как по-настоящему гениальные художники были лишь заложниками своего дара, зачастую уводящего их в пучину безумия и саморазрушения (Павел Федотов, Михаил Врубель, Винсент Ван Гог), приходится признать, что не все так уж просто. Не спорю, о какой-то мере доверия тут может идти речь, если творец точно сознает всю меру отпущенного ему несчастья и всю глубину постигшей его ответственности. Но тут, пожалуй, стоит согласиться с выражением Иосифа Бродского, который заявил, что «не язык − орудие поэта, а поэт – орудие языка». Гоголь понимал, что все данное ему от Бога, не обычный литературный талант, но гениальность − и никак не мог ее контролировать. Когда попытался писать рассудочно, как обычный ремесленник, потерпел полный крах. Пока беспечно отдавался своему дару, своей фантазии − писал. Не безудержная смелость и яркое воображение − признаки настоящего художника, а качества его гениальности, данные ему извне. Художник может сопротивляться своему дару, подавлять его, но ни удаль, ни фантазия ему не принадлежат, как не принадлежит ему в конечном счете и его собственное творчество. Резюмирую: значительный художник может быть каким угодно по внешним и внутренним характеристикам − смелым, застенчивым, грубым, закомплексованным, трусоватым, безумным, льстивым, придурковатым. Настоящий художник творит не благодаря каким-то качествам, а несмотря на них. Ремесленник действует по системе (методике, схеме), созидатель − вопреки.
Напоследок отмечу, что нет ни одной научной системы или теста, по которым можно было бы определить значительность ныне живущего художника. Все эти материи лежат в области не доступной прагматическому анализу.
