Термин «сверхзадача» часто используется в литературе, кинематографе, театре, реже – в изобразительном искусстве. Что же означает это понятие? На этот вопрос попытался ответить в cвоем блоге писатель Анатолий Николаевич Курчаткин:
«Термин «сверхзадача», как известно, придуман Станиславским для своих режиссерских целей и вошел как понятие составной частью в его систему. Не знаю, когда он пришел в литературоведение, но это было очень удачное заимствование: одно слово описывает разом весь комплекс задач, которые ставит перед собой автор, сочиняя свое произведение. С одной стороны, ставит, с другой – решает.
Сверхзадача – это комплекс целей, поставленных перед собой и решаемых автором, это их разнообразие, сведенное в один пучок и направленное в единую точку. Это и мысль, которую хочет провести через повествование и донести до читателя автор (задача, решаемая через направленность событий, взаимодействие героев, их сцепление-отталкивание), и то эмоциональное воздействие, которое автор хочет оказать на читателя, и, наконец, пафосная составляющая, которую должно так перевить со струной мысли и струной эмоции, чтобы она нигде, ни в чем не прозвучала фальшиво.
Решение всех этих целей, сплетенных в одну составляющую – сверхзадачу, – естественным образом диктует те художественные средства, которые автор может позволить себе в данном конкретном повествовании (а какие-то не может ни в коем случае!), диктует определенный «набор» событий, которых непременным образом должно быть строго в меру: не больше, не меньше – что по количеству, что по размеру эпизодов. Неравновесие, перегруженность чисто словесная или событийная, как, равным образом, и недогруженность, тотчас влечет за собой разбалансировку всего внутреннего механизма произведения, повествование «проседает», «провисает» – терпит крушение в своем следовании к намеченной смысловой, художественной, эмоциональной точке и авторская сверхзадача.
Глаз опытного литературоведа или критика сразу видит, насколько справился со своей сверхзадачей автор. Может ли при этом даже и опытный литературный эксперт ошибиться в своей оценке? Разумеется. Существенно, однако, то, что возникающая разноголосица мнений при критической оценке произведения, как правило, не связана с тем, насколько автору удалось решение поставленной перед собой сверхзадачи, а связана что называется со «вкусом», с приверженностью к определенному стилю, темам, героям…
Разговор о сверхзадаче при этом неизбежно оказывается связан с разговором о сюжетной конструкции, композиции, проработке характеров, взаимодействии героев и т. д. и т. п. – потому что решение этой самой сверхзадачи вне владения техническими средствами, при помощи которых выстраивается произведение, невозможно. У самой сверхзадачи нет составных элементов, кроме тех, о которых говорилось выше. Она вбирает в себя все эти экспозиции, завязки, кульминации развязки – как растворяет в себе соли раствор.
Современной критикой термин «сверхзадача» не используется. Он вытеснен «месседжем», «высказыванием». Но эти современные термины много мельче по своему наполнению «сверхзадачи», никак они не могут заместить ее. Отсюда, не исключаю, и те странные, а порой диковатые оценки нынешних конкурсно-премиальных работ, о которых много и часто говорят: сбита оптика, нет резкости наведения. Если же говорить о конкретных произведениях, какова их сверхзадача, вот, например, в рассказах Зощенко, то ответ этот давно дан еще советским литературоведением: показать через смех, через надорванные в нем животы мусорность, какую-то изнаночность наступившей советской жизни, ее духовную убогость и ущербность».
